Совесть
В советские времена низкий нравственный уровень можно было оправдывать страхами, идеологией, репрессиями. В нынешнем человеке мы, очевидно, имеем дело с принципиально другим отношением к стыду и совести. Появились новые требования к ним, новые, куда более заниженные уровни стыда и совести, и они считаются нормальными. Вот поголовное бесстыдство чиновников, для которых любые законы определяются степенью взяткоемкости. Вот олигархи, которые захватили народные достояния лесов, недр, земель, жилья и получили миллиарды — за что? Они ничего не изобрели, не открыли ни в науке, ни в экономике, ни в производстве, ничего не дали обществу, тем не менее стали владельцами огромных состояний, в основном по праву захватчиков, «оккупантов».
Вот депутаты всех уровней добиваются своих мандатов с помощью пустых обещаний, лжи и обмана. В стране повсеместно воцарились культ денег и воровство. Телевидение на всех каналах заботится не столько о просвещении, не о воспитании, сколько о рекламе, рейтингах ради своих доходов. В последние годы своей жизни Дмитрий Сергеевич Лихачев упорно возвращался к проблеме совести. Он с печалью видел, как она перестает быть мерилом нравственности, как Россия становится страной без стыда и совести. После замечательного русского философа Владимира Соловьева Лихачев, пожалуй, единственный, кто так настойчиво занимался категорией совести.
Соловьев считал, что совесть есть развитие стыда. Должен быть стыд, нет стыда — тогда совесть молчит. Стыд был первым человеческим чувством, которое отличило человека от животных. Можно считать, что человек — животное «стыдящееся». Господь обнаружил первородный грех Адама и Евы по тому, как они устыдились своей наготы. И изгнал их из рая. Человек постепенно начинал понимать, что «должно по отношению к людям и к богам», и тогда инстинкт стыда стал превращаться в голос совести, то есть Адам и Ева устыдились совершенного ими, и этот стыд, который заставил их прикрыть себя фиговыми листьями, и был первым голосом совести.
Лихачев сумел развить это положение, дополняя его ролью памяти. Он показывал, как память формирует совесть. Без памяти нет совести, память сохраняет наши грехи, память семейная, культурная, народная питает совесть, требует от нее. Она побуждает совестливость отношения к старшим, к друзьям, родным. Вспоминает, правильно ли мы жили, хорошо ли обращались со своими родными. Позднее наше раскаяние — это работа памяти, которая тревожит совесть. Память, как историческая категория, — когда, побывав в Гамбурге на кладбище русских солдат, жертв Первой мировой войны, я вдруг сообразил, что у нас в России не видел и не знаю ни одного кладбища, где сохранялся бы прах русских солдат, погибших в ту Первую мировую войну.
А что такое действия вандалов на наших кладбищах, или то, что они творят в Летнем саду. Это что? Это свидетельства жизни без памяти. Лихачев обращал наше внимание на некоторые особенности совести. «Совесть противостоит давлениям извне, она защищает человека от внешних воздействий!» И в самом деле, к человеку порой может достучаться только совесть, внутренний его голос, он куда действенней, чем бесконечные призывы, пропаганды учителей, воспитателей, даже родителей. «Поступок, совершенный целиком по совести, — это свободный поступок».
Я спрашиваю себя: а зачем человеку придали (навязали) эту самую совесть, ведь никто не мешает отмахнуться от нее, какой от нее прок, если она не приносит никаких выгод, если не дает человеку преимуществ ни для карьеры, ни материальных? Благодаря чему она существует, совесть, которая грызет и мучает, от которой порой не отвяжешься, не отступишься. Откуда она взялась? На самом деле в течение жизни мы убеждаемся, что она исходит из глубины души и не бывает ложной. Она не ошибается. Поступок по совести не обесценивается, не приводит к разочарованию.
Когда я говорю поступок по совести, мне приходят на память некоторые удивительные примеры, впечатлившие меня надолго. 28 июля 1958 года умер Михаил Михайлович Зощенко. На «Литераторских мостках» партийное начальство хоронить его не разрешило, видимо, посчитали, что недостоин. Им всегда виднее. И рядом не разрешили. Наконец указали (!) похоронить его в Сестрорецке, где он живал на даче. Гражданскую панихиду проводили в Доме писателя. Поручили вести ее Александру Прокофьеву, первому секретарю Союза писателей. Обязали вести кратко, не допуская никакой политики, строго придерживаясь регламента, не позволять никаких выпадов, нагнали много милиции и работников Большого дома. Все желающие в Дом попасть не могли, люди заполонили лестницу, ведущую к залу, где стоял гроб, большая толпа осталась на улице. Гроб поставили в одной из гостиных. Радиофицировать не разрешили. Слово дали Виссариону Саянову, Михаилу Слонимскому, его другу времен «Серапионовых братьев».
Церемония заканчивалась, когда вдруг, растолкав всех, прорвался к гробу Леонид Борисов. Это был уже пожилой писатель, автор известной книги об Александре Грине «Волшебник из Гель-Гью», человек, который никогда не выступал ни на каких собраниях, можно считать, вполне благонамеренный. Наверное, поэтому Александр Прокофьев не стал останавливать его, тем более что панихида проходила благополучно, никто ни слова не говорил о травле Зощенко, о постановлении ЦК, словно никакой трагедии не было в его жизни, была благополучная жизнь автора популярных рассказов. «Миша, дорогой, — закричал Борисов, — прости нас, дураков, мы тебя не защитили, отдали тебя убийцам, виноваты мы, виноваты!» Надрывный тонкий голос его поднялся, пронзил всех, покатился вниз, люди передавали друг другу его слова, на улице толпа всколыхнулась. Александр Прокофьев не посмел нарушить похоронный ритуал перед лежащим покойником. Рыдая, Леонид Борисов отошел.
Я возвращался домой с Алексеем Ивановичем Пантелеевым, он говорил: «Слава Богу, хоть кого-то допекло, нашелся человек, спас нашу честь, а мы-то, мы-то...» Что это было? Борисов не собирался выступать, но что-то прорвалось, и он уже не мог справиться с собой, это было чувство, не рассуждающее, подсознательное, неспособное выбирать. Это была совесть, совесть взбунтовалась! Быть бессовестным сегодня для многих: «быть как все», «иначе не прожить», «ничего не поделаешь, таково наше общество». Можно, конечно, считать, что наше общество унаследовало советскую мораль, когда никто не каялся, участвуя в репрессиях, когда поощряли доносчиков, стукачей. Но при чем тут совесть? Она относится к личности, она принадлежит душе, единственной, неповторимой, той, что нас судит. У Чехова есть рассказ «Студент». Маленький, на три странички. Сам Чехов считал его лучшим из всего написанного.
В страстную пятницу студент Духовной академии, голодный, озябший, идет домой, размышляя о том, что кругом всегда была такая же бедность, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. У костра на огороде сидят две бабы. Студент садится к ним отогреться и рассказывает им историю того, как трижды апостол Петр отрекся от Христа, не устоял, и заплакал. Слушая студента, растроганные бабы тоже заплакали. То, что происходило в душе Петра, их тронуло, вдруг оказался близок тот стыд, те муки совести, какие испытывал апостол. Студент пошел дальше, и вдруг радость затрепетала в его душе. Он думал о том, как прошлое «связано с настоящим непрерывною цепью событий: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».
Совесть — одно из самых таинственных человеческих чувств. Казалось бы, совесть в своих требованиях угрожает своему хозяину. Недаром в Грузии говорят: «Мой враг — моя совесть». Это чувство, у которого нет выбора, оно не бывает ни умным, ни глупым, эти категории не для него. Зачем же оно дается человеку? Есть люди, которые сумели отделаться от совести, избавиться от нее, отсутствие ее нисколько не мешает им жить, они чувствуют себя даже комфортно без нее, ничего не грызет их. Лихачев считал совесть «таинственным явлением».
Действительно, рациональное объяснение ему подыскать трудно. Чувство это иррационально, в этом его сила и в этом беспомощность перед холодными соображениями эгоизма. Я никогда не мог объяснить, зачем оно дано человеку, необходимо ли оно, но человек без совести — это ужасно. Для меня в этом смысле одно из самых сильных стихотворений Пушкина «Воспоминание», написанное в 1828 году. Кончается оно так:
«...Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю».
Нет ничего труднее, чем отказаться от самооправданий. Требования совести, ее суд, ее приговор происходят втайне. Ничто не мешает подсудимому, который сам себя судит, уклониться от приговора. Пушкин отвергает любое снисхождение, не дает себе пощады, даже слезы раскаяния не помогают. Мы не узнаем, за что он казнил себя, но признание это поражает своим мужеством. На уроках литературы изучают Пушкина, но не учат тому, что совесть для него, для Лермонтова, для Толстого, для Достоевского была реальностью, что у человека есть душа, тоже весьма реальное понятие, надо заботиться о ее здоровье, стараться понять, что происходит с ней.
Работая над «Блокадной книгой», мы с Адамовичем были потрясены блокадным дневником школьника Юры Рябинкина. В нем предстала история мучения совести мальчика в страшных условиях голода. Каждый день он сталкивался с невыносимой проблемой — как донести домой матери и сестре кусок хлеба, полученный в булочной, как удержаться, чтобы не съесть хотя бы довесок. Все чаще голод побеждал, Юра мучился, и клял себя, зарекаясь, чтобы назавтра не повторилось то же самое. Голод его грыз, и совесть грызла. Шла смертельная непримиримая борьба — кто из них сильнее. Голод растет, совесть изнемогает. И так день за днем. Голод понятно, но на чем же держалась совесть, откуда она берет силы, что заставляет ее твердить вновь и вновь: нельзя, остановись!
Единственное, что приходит в голову: она есть божественное начало, которое дано человеку. Она как бы представитель Бога, его судия, его надзор, то, что дается человеку свыше, его дар, что может взрасти, а может и погибнуть. Она не ошибается. Для нее нет проблемы выбора. Она не взвешивает, не рассчитывает, не заботится о выгоде. Может, только согласие с совестью дает удовлетворение в итоге этой жизни. Ведь чего-то мы боимся, когда поступаем плохо, кого-то обижаем, не по себе становится, если обманем, соврем. Словно кто-то узнает. Совесть сидит в нас, словно соглядатай, судит — плохо, брат, поступил.
Мартин Лютер, самый решительный теолог, заявлял, что совесть — глас Божий в сознании человека. Глас этот звучит одинаково для всех, и католиков, и православных. Может, и вправду совесть досталась нам от первородного греха, от Адама? Совестью обладает только человек, ее нельзя требовать от народа, государства. В доме престарелых Степан Лаврентьевич, мой старый знакомец по «Ленэнерго», откровенничал. Мы с ним выпили совсем немного, по немощи и возрасту ему хватило, чтобы закуражиться. — Ты думаешь, стариковская жизнь — пожрать, поспать у телевизора, отосраться... Старость зачем нам дана, зачем? Вот я, к примеру, установил, что злодеи, они были долгожители. Если их не приканчивали. Посмотри, наши вожди последнего выпуска: Ворошилов или, допустим, Молотов, Каганович — это же патриархат, мать его дери. Все старперы, под себя ходили, все кряхтели, упирались, ждали, не повернется ли на прежнее. Я так думаю, что Господь наказывает долгой жизнью. Наказывает! Чтобы человек вспомнить мог свои безобразия.
И дальше пошел тяжелый рассказ Лаврентьича про своей грех перед покойной женой, как она лежала полтора года после инсульта, а он гулял, пил, блудил со всякой швалью, имена упоминал, говорил спокойно, но пальцем помахивал, перечисляя свои грехи, только вот слезы скатывались медленно, невпопад. — Как поправить, скажи мне, как? Я все думаю, ведь не поправить, что толку молить и каяться. Я готов теперь сидеть при ней день и ночь, да где она? Нет ее. Что даст мое покаяние? Ничего не поправить. Говорят, покаявшийся грешник самое дорогое. Для Господа, может, это годится. Может, он и простит. Да мне от этого не легче. Мне от себя прощения не найти. Так и подохну... А все от того, что задержался. Нет, старость — это есть самый подлинный ад. Я ведь и родителей вспомнил, как я забросил их, только на похороны приезжал. И то, чтобы барахло с братьями делить... Меня надо в клетке возить: вот он, подлец образцовый!
Если забыть, что было со страной, что творили с людьми — значит, утратить совесть. Без памяти совесть мертва, она живет памятью, надоедливой, неотступной, безвыходной. Совесть существует: это реальность сознания, это принадлежность души и у верующих, и у неверующих. Совесть была во все времена. С вопросом о совести я подступался к самым разным людям — психологам, философам, историкам, писателям... Их ответы меня не устраивали. Удивлялись тому, что после всех потрясений, когда перед народом открылась ложь прежнего режима, ужасы ГУЛАГа, преступления властей, никто не усовестился. Ни те, кто отправляли на казнь заведомо невиновных, ни доносчики, ни лагерные надзиратели. Их ведь было много, ох как много, кто «исполнял». Старались забыть. И новые власти всячески способствовали скорейшему забвению.
Подобные рассуждения, однако, не проясняли проблем совести. Для меня самыми интересными оказались разговоры с адвокатами, перед людьми этой профессии часто открываются муки совести. Или наоборот — снимается маска с бессовестной души. Меня заинтересовала твердая убежденность одного блестящего адвоката, умницы, человека наблюдательного. Он верил, что совесть — чувство врожденное. Либо оно есть, либо его нет. Существует как бы ген совести. В одной и той же семье один ребенок порядочный, совестливый, стыдится своих проступков, другому хоть бы что: и соврет, и украдет, и обманет. Соглашаться с ним не хотелось. Если врожденное, то обделенный не виноват, что с него взять. И в то же время случаи, приведенные им, были неопровержимы.
«Почему так жестоко пьют у нас?» — спрашивал он меня. Он считал, из-за совести. Заглушить ее, избавиться от проклятых воспоминаний. Грехов накопилось множество. То, что творилось в стране, и то зло, что творили, даром не проходит, оно сказывается и вот таким образом. Все же мне не хочется считать бессовестность врожденным пороком. Патология, наверное, бывает, но чаще я видел, как цинизм разрушал человеческие души. А еще у самого хорошего человека бывают причины, когда его вынуждают согнуться, промолчать — его дело, его семья, да мало ли что. «Несчастна страна, — говорил Брехт, — которая должна иметь героев». Апостол Петр, о котором думал студент в рассказе Чехова, не был героем, но совесть мучила его, он казнил себя, он плакал, и эти слезы спустя тысячи лет заставляют плакать и ощущать свою душу.
* * *
Пенсионная реформа, помимо всего прочего, еще и стравливает между собой разные поколения и социальные группы россиян.Провинциалов бесят москвичи с их столичными надбавками. Граждане 55-60 лет, получившие ярлык предпенсионеров, завидуют тем, кто успел выйти на пенсию до реформы. Все вместе они не жалуют силовиков и чиновников с их непомерными для наших нищих палестин пенсионами.
А тут еще решили распространить на предпенсионеров право требовать алименты с детей — видимо, чтобы отпрыски из полноценных семей начали завидовать сиротам. И началось… Мой «Фейсбук» чуть не раскалился от взаимных упреков отцов и детей.
Одни стали вспоминать свое тяжелое детство с пятидневкой в детском саду и вечной продленкой в школе. Вторые — подсчитывать, сколько они должны маме-папе, если в 18 уже ушли из дома, а до того слаще морковки и жидкой манки ничего не ели. Третьи припомнили, что не просили их рожать, и что вообще-то никто никому ничего не должен. Четвертые где-то начитались, что в Северной Корее стариков и инвалидов отвозят в резервации, чтобы не портили нервы и пейзаж, и бестрепетно поделились этой информацией.
Потенциальные выгодополучатели — в основном матери (отцы до пенсии у нас доживают реже) — в ответ разразились хрестоматийным: да я тебе всю жизнь отдала, ночей не спала, между работой и домом разрывалась, на последние деньги учила-лечила, а теперь помирать в нищете должна? Знала бы — не рожала…
За бессмысленно-эмоциональными спорами теряется главный вопрос, который стоило бы обсуждать: какой смысл при таком патриархальном подходе вообще платить взносы в Пенсионный фонд? Он-то в этих семейных разборках с какого бока? Давайте тогда эти деньги вкладывать в детей. С детсада объясняя им, что каждая купленная шоколадка и новые ботиночки — не просто знак родительской любви и нежности, а инвестиционные вложения. Правда, при таком меркантильном подходе кровиночка может вырасти большим негодяем и кинуть стариков. Но ведь и государство ведет себя сегодня точно так же. Причем государство кидает нас перманентно, а дети у многих вырастают порядочными людьми. То есть вложения в них куда надежнее.
«Старики вы старики / Старые вы черти /Молодые умирают, / на вас нет и смерти» — разные варианты этой частушки, в основном нецензурные, родились в годы столыпинских реформ, когда землю на семью стали получать старики-родители за счет своих детей. Начался конфликт поколений, пошел брат на брата, сын на отца.
Октябрьская революция породила отряды Павликов Морозовых. И, кстати, далеко не все из этих Павликов сдавали своих близких по идеологическим соображениям — зачастую таким образом они просто решали свои имущественные и другие материальные проблемы.
Кажется, сегодня на наших глазах открывается новый сезон сериала «Избавься от зажившегося предка». Одна из приятельниц поделилась цифрами своего семейного бюджета. Ей 52, матери 75, дочери 23. Мать лежит после инсульта, дочь ищет работу после института. При не самой низкой зарплате в Москве в районе 80 тысяч + 15 тысяч пенсии матери-старушки они еле выживают. На уход за лежачим инвалидом уходит около 50 тысяч в месяц (сиделка, лекарства, еда), на коммуналку, проезд, разные сборы и налоги — еще 20. На оставшиеся 25 надо хоть как-то одеть и накормить себя и дочь.
Если она потеряет работу или, не дай бог, заболеет, нищими станут все трое. И даже если дочь найдет работу, то в свои 23-25 будет вынуждена содержать двух женщин — предпенсионерку-маму и инвалида-бабушку. «Не удивлюсь, если при таком раскладе она нас рано или поздно возненавидит, — чуть не плачет знакомая. — Да я и сама не хочу ей такой судьбы. Ей богу, иногда мысль возникает: лучше бы старушка после инсульта не выжила. Да я и сама не хочу заживаться на этом свете. Как представлю, что дочь будет мечтать о моей смерти — ужас охватывает».
Как назвать государство, которое ставит людей в условия, когда они начинают мечтать о смерти близких? Сначала последовательно «оптимизировав» бесплатную медицину и поддержку инвалидов, а потом подняв пенсионный возраст и породив новую социальную группу изгоев — людей 55-60 лет. Тех самых, которые сегодня, как правило, тащат на себе и подрастающих детей, и дряхлеющих родителей.
Министр финансов Антон Силуанов, отвечая на вопрос, думает ли правительство как-то дотировать компании, нанимающих сотрудников предпенсионного возраста, отмахнулся — «мы такие вопросы не рассматриваем». Дескать, дело не в возрасте, а в квалификации сотрудника. Но зачем тогда угрожать работодателям уголовкой за увольнение граждан старше 50-ти, невзирая на их квалификацию? Чтобы их вообще не брали на работу? Понятно, что законы у нас пишут люди не самого высокого экспертного уровня, но даже не верится, что такого удручающе низкого.
Невольно впадешь в конспирологию, приписывая авторам так называемой «пенсионной реформы» макиавеллиевские замыслы: дескать, давайте так напишем закон, чтобы граждане возненавидели друг друга вплоть до смертоубийства. Чтобы сын пошел на отца, внучка на бабку, льготник на силовика, провинциал на москвича. Ведь иначе, объединившись, они могут начать задавать неприятные вопросы не друг другу, а руководителям страны. А ответов, по большому счету, нет.
http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/10/01/1735647.html
Правительство анонсировало вторую волну пенсионной реформы. Граждан поставят на автоподпискуМинфин и Банк России согласовали параметры реформы накопительной части пенсии. Переход к концепции индивидуального пенсионного капитала (ИПК) начнется с 1 января 2020 года. К 22% страховых взносов, которые работодатели уплачивают в часть страховой пенсии, добавятся дополнительные 6%, направляемые на индивидуальные пенсионные счета граждан. Взносы будут увеличиваться постепенно, на 1% в год.
В предложениях правительства нет ничего нового — концепция ИПК была представлена еще в 2016 году. Обсуждение судьбы накопительного элемента откладывалось из-за необходимости решения более насущного вопроса с повышением пенсионного возраста....
Одним из наиболее обсуждаемых элементов новой накопительной модели стал механизм автоподписки, придающий ИПК полудобровольный характер. Профильные ведомства долго конфликтовали на эту тему — против автоматического включения граждан в накопительную систему выступали Минтруда и бывший вице-премьер по социальным вопросам Ольга Голодец, — но, по сведениям источников РБК, победу одержал финансово-экономический блок правительства.
В результате более 70 млн россиян, которые сегодня участвуют в накопительной системе, будут подключены к ИПК «по умолчанию». Те, кто не захочет платить дополнительные социальные отчисления и самостоятельно копить на достойную старость, смогут написать заявление об отказе. Юридически такой механизм возможен: один из пунктов 158-й статьи Гражданского кодекса в определенных случаях позволяет трактовать молчание как «выражение воли совершить сделку».
«Все вроде бы гуманно: вы можете выйти из плана, если напишете заявление. Но мы прекрасно пониманием, что многие даже не узнают о такой возможности».
«Расчет делается на то, что люди как-нибудь привыкнут, как с платежами на капремонт: народ привык и платит», — рассуждает Гонтмахер.
Идею использовать опцию «по умолчанию» для включения людей в пенсионные планы популяризовал нобелевский лауреат по экономике 2017 года Ричард Талер. Из-за склонности к инерционному поведению люди то и дело невольно пренебрегают собственными интересами — например, постоянно откладывая заполнение пенсионных форм, заявил Талер. Поэтому государство или работодатель должны «подталкивать» их в нужном направлении. Сейчас в США более половины всех пенсионных планов применяют автоподписку.
С точки зрения устойчивости пенсионной системы участие «по умолчанию» — это хорошо, но только при наличии простой процедуры отписки, говорит главный экономист «Эксперт РА» Антон Табах. «Если процедура будет муторной и непрозрачной, как с переводом накоплений из одного НПФ в другой, то все это быстро может превратиться в издевательство над гражданами и дискредитировать реформу на входе», — предупреждает эксперт.
...
Помимо чисто финансовых проблем российская пенсионная система в последние годы столкнулась с дефицитом доверия со стороны населения.
Так, в 2014 году граждане неожиданно узнали, что их пенсионные накопления на самом деле принадлежат государству, и оно собирается заморозить их ...
«Эта часть пенсии вводит людей в заблуждение из-за своего названия, но никакого отношения к индивидуальным накоплениям она не имеет», — говорила Ольга Голодец.
Нынешний жест властей можно понимать как попытку раскаяться и предложение начать все сначала, но на этот раз с определенными гарантиями. В рамках ИПК накопления будут принадлежать самому работнику, а не Российской Федерации. «Заморозка этих накоплений была бы потрясением основ — на уровне заморозки банковских вкладов», — уверен Табах. Если официальные лица не будут делать пугающих высказываний на этот счет, а главное, смогут максимально долго воздерживаться от всевозможных заморозок, то у правительства есть шанс со временем вернуть доверие к накопительной системе, полагает эксперт.
Впрочем, многие эксперты скептически относятся к заверениям государства, что «на этот раз все будет по-другому». «Опыт некоторых стран Центральной и Восточной Европы показывает, что существует много различных способов заморозить накопления вне зависимости от формы собственности. Эти два вопроса никак не связаны между собой», — говорит заведующий лабораторией анализа институтов и финансовых рынков РАНХиГС Александр Абрамов.
К тому же если бы власти хотели построить работающую и привлекательную систему, а не просто собрать деньги с населения, они бы разморозили имеющиеся накопления и придумали бы какую-то компенсацию тех денег, которые за это время не поступили на счета россиян, считает Евгений Гонтмахер. «Это, по крайней мере, выглядело бы более-менее логично. А так — зачем вводить что-то новое, если можно просто разморозить прежние накопления?»
Накопительная система без среднего класса
Вопрос не только в доверии, но и в том, какая архитектура пенсионной системы является оптимальной для России с ее нынешним уровнем экономического развития. Скорее всего, действовавший до 2014 года обязательный накопительный элемент, как бы сильно он ни критиковался в экспертном сообществе, в данном случае является оптимальным подходом.
Вместо искусственной конструкции с заморозкой накоплений и введением автоподписки, лучше было бы развивать обязательную накопительную часть, говорит Гонтмахер. «В научной литературе давно описана классическая трехуровневая система, которая сложилась во всем мире: это распределительная, обязательная накопительная и добровольная накопительная части. У нас же начинают придумывать что-то на пустом месте, из-за чего вся система теряет понятность и прозрачность», — сокрушается эксперт.
Нужно реформировать НПФ, чтобы они работали более эффективно, но не отказываться от обязательного накопительного компонента, согласен Абрамов. По данным исследования РАНХиГС, из 83 крупнейших стран мира 36 стран сохраняют обязательную накопительную систему. Причем это преимущественно развивающиеся страны, которые понимают, что не могут принудить человека к накоплению, и поэтому стараются соблюдать долгосрочные правила игры. «Россия принадлежит к числу таких стран, как Венгрия, Аргентина и Польша, которые свернули с этого пути и пошли за каким-то мифическим механизмом пенсионных планов с автоподпиской», — говорит Абрамов.
В России слишком тонкая прослойка среднего класса, которая может позволить себе копить на старость из собственных денег. По разным оценкам, для этого требуется зарплата как минимум в 60 тысяч рублей, то есть в 1,5 раза выше средних показателей по России.
«Накопительный элемент заточен под работающую часть среднего класса, у которой нет капиталов, чтобы жить на них в старости, а государственная пенсия недостаточна для замещения доходов. Вопрос о том, сколько в России таких людей, готовых официально копить на старость, дискуссионный», — говорит Табах.
В 2002 году, когда в России вводился накопительный элемент, предполагалось, что экономика будет развиваться высокими темпами. Рост зарплат должен был позволить постоянно улучшать пенсионное обеспечение населения. Некоторое время так и было, но в начале 2010-х нефть перестала стимулировать экономику. Вместо реформ руководство страны резко сменило внешнеполитический курс, который привел Россию к санкциям, изоляции и торможению экономического роста.
«В экономике с низкими и не растущими зарплатами полноценная накопительная система фактически невозможна. Если Россия долгое время будет оставаться бедной страной, то накопительная часть превратится в схему для небольшой когорты состоятельных людей», — говорит Гонтмахер.
Это приведет к дальнейшей фрагментации пенсионной системы — в ней окончательно оформятся отдельные секции для силовиков, госслужащих, жителей столицы и других привилегированных групп. Новые пенсионные планы будут доступны только рентабельным монопольным компаниям, но не среднему бизнесу. «Будет примерно как в Китае, где только 8% населения имеет какую-то накопительную пенсию, а все остальные смотрят на это с завистью, потому что ни они сами, ни их работодатели не могут себе этого позволить», — считает Абрамов.
Пенсии на инфраструктуру
Еще одна проблема накопительной системы состоит в том, что даже при наличии сбережений россиянам некуда инвестировать внутри страны. В России так и не появилось нормальных финансовых инструментов, которые приносили бы стабильную долгосрочную доходность, а деятельность НПФ до сих пор крайне непрозрачна.
«Главная угроза для накоплений в России — это девальвация рубля, которая повторяется каждые 7–8 лет. Чтобы накопления справлялись с ней, их нужно инвестировать в глобальные активы», — говорит Абрамов.
Сейчас тенденция обратная: в структуре портфелей пенсионных фондов доминируют рублевые облигации, которые часто не могут обеспечить доходность даже на уровне инфляции. Сбережения россиян все чаще инвестируются в российский госдолг или в корпоративные бумаги российских госкомпаний, которые лишены источников дешевых денег за рубежом — им это выгоднее в большей степени, чем пенсионерам. Вскоре ВЭБ, куда автоматически направляются деньги «молчунов», получит статус НПФ и сможет еще более свободно распоряжаться пенсионными ресурсами.
Пример такого сценария реализован в современной Польше. «Пенсионные накопления в Польше практически без ведома граждан забирают и инвестируют в госфонд развития промышленности — грубо говоря, в польский ВЭБ», — рассказывает Абрамов. По всей видимости, пенсионные деньги придутся к месту для масштабных инфраструктурных планов Минэкономрзавития. «Есть большой шанс, что эти средства пойдут не в надежные активы, а на финансирование каких-то еще не опробованных государственных проектов», — полагает эксперт.
Пенсионная реформа, акт второй
На пресс-конференции в понедельник социальный вице-премьер Татьяна Голикова отказалась комментировать реформу накопительной части пенсии, поскольку окончательный законопроект еще не готов. Но зато анонсировала очередную «модернизацию» формулы расчета страховой пенсии в 2025 году.
Нынешняя балльная система — это не более чем расчетный механизм, который должен интересовать только узкий круг профильных специалистов, обычным гражданам все равно в этом не разобраться, говорит Табах. «К тому же то, черпаком какой формы и из какого материала раздают пенсии из общего котла, мало влияет на надежность пенсионной системы и даже на размер выплат».
Тем не менее для многих людей новость о модернизации — это сигнал о том, что неприятности с пенсионной системой до сих пор не улажены.
Объявив о повышении пенсионного возраста, власти так и не смогли разобраться ни с одной из системных проблем, от привилегированного положения силовиков до неисправного накопительного компонента и балльного принципа расчета обязательных пенсий.
«Сегодня государственная пенсия деформируется совершенно непонятным образом и содержит в себе много противоречий. Думаю, она не сможет быть стабильной даже на пятилетнем промежутке времени», — уверен Абрамов. Это огромный контраст с опытом западных стран, где пенсионные реформы порой обсуждаются десятилетиями, а продуктом дискуссий становятся долгосрочные правила игры (в отдельных случаях, как в Новой Зеландии, контуры пенсионной системы почти не меняются уже более 100 лет). В России пенсионная конструкция пока что больше напоминает не прочное старинное здание, а хрупкий карточный домик.
https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/1...lichestva-deneg
Владимир Путин повысил россиянам возраст выхода на пенсию, сообщает DEITA.RU. Таким образом, президент утвердил «пенсионную реформу», вызвавшую недовольство у большинства жителей страны. Пенсионный возраст увеличен для мужчин до 65 лет (ранее 60) и женщинам до 60 (ранее 55). Эти изменения будут вводиться поэтапно: в 2019 и 2020 годах выйти на заслуженный отдых можно будет на 6 месяцев раньше установленного законом срока.
Также закон предусматривает право досрочного выхода на пенсию для мужчин, которые отработали 42 года, и для женщин, которые имеют трудовой стаж не менее 37 лет. Однако воспользоваться этим правом смогут граждане, достигшие 60 и 55 лет соответственно. Между тем, опрошенные DEITA.RU эксперты убеждены в том, что никакой реформы в принципе и не было, а у населения лишь забрали деньги в одностороннем порядке, ничего не дав при этом взамен. И нет никаких оснований полагать, что в результате принятой реформы текущий уровень пенсий россиян вырастет до достойного человека уровня.
По мнению доктора экономических наук, профессора Владивостокского государственного университета экономики и сервиса Александра Латкина, принятие реформы обернется серьезной утратой доверия к правительству Российской Федерации со стороны населения: «Мы видим, что подавляющее число россиян выступило против такой реформы. Тем не менее, люди услышаны не были. При том, что у народа было очень много вопросов к правительству по поводу обоснования сути самой реформы – в чем все-таки ее практическая польза и как она улучшит положение отдельно взятого пенсионера», - говорит экономист. Он полагает, что после того, как в стране провели пенсионную реформу, у россиян стало ещё меньше оснований верить в обещания данные властью, как и в то, что она будет выполнять взятые на себя обязательства.
«Вот вам личный пример: премьер Медведев заявил, что в этом году будет произведена надбавка для действующих работающих пенсионеров. Я, доктор наук, профессор, ее получил – 367 рублей добавки. Что такое?». К сожалению, правда нашей действительности, продолжает Латкин, состоит в том, что люди, отдавшие всю свою жизнь работе, получают низкую, а точнее просто позорную пенсию: «И так называемая надбавка в 1 тысячу рублей это положение никак не меняет. Более того, мы знаем, что большое число мужчин и женщин в нашей стране не доживает даже до ныне существующего пенсионного возраста. Они уходят, а куда идут их пенсионные накопления? Много серьезных вопросов поступало в адрес правительства от людей, умеющих считать. Где обещанная индексация?Где обещанная накопительная часть пенсий? Где дальневосточная надбавка пенсионерам? И так далее, куда не ткни - везде дыры. Как говорил Ленин, главное ввязаться в драку. Вот здесь похоже именно на это. Ввязались, но только со всем населением».
«Власть в ситуации с пенсионной реформой действует не проактивно, а реактивно и заявление о том, что пенсионная реформа потребует дополнительных расходов – это элемент цепной реакции. Власть чувствуют, что перегнула палку, но остановиться не может», - комментирует кандидат экономических наук, преподаватель Школы экономики и менеджмента ДВФУ Максим Кривелевич.
Отметим, комментируя пенсионную реформу президент Путин рассказал, что «при планировании пенсионной реформы правительство исходило из того, что будет положительный финансовый результат в течение нескольких лет от этих мероприятий, но после принятия президентских поправок стало ясно, что не будет никакого дохода от этих мероприятий по изменению пенсионной системы, а, наоборот, правительство должно будет профинансировать президентские поправки».
Таким образом, президент фактически сообщил, что после изъятия колоссальных финансовых ресурсов у населения, Пенсионный фонд России так и останется прибывать в дефиците, даже после повышения пенсионного возраста.
«Понимаете в чем дело, на уровне государства сейчас принята новая идеология, звучащая так: «Люди - это новая нефть». Люди - источник денег для реализации различных внутриполитических и внешнеполитических амбиций, которые финансируются за счёт людей», - комментирует Кривелевич, продолжив:
«И так называемая пенсионная реформа, а я ее так никогда не называл, так как более употребим термин «конфискация», не изменила пенсионный возраст. Она изменила право граждан получать или не получать пенсии. У государства с человеком был некий контракт – ты работаешь и отчисляешь пенсионные и социальные взносы, взамен получаешь пенсионные права и социальные гарантии. Государство же в одностороннем порядке этот контракт нарушило. В этом нет и не было экономических мотивов: у нас профицитный бюджет. Государство не может придумать куда тратить деньги с этого бюджета. У нас триллионы просто какие-то жуткие выбрасываются на поддержку людоедских режимов в отдаленных странах мира. И то наш бюджет настолько богат, что даже это не делает его дефицитным. В этих условиях забирать у людей пенсии никакой экономической необходимости не было». Тем более, что даже придворные экономисты ожидали проблем в районе 2030 года. То есть срочности в конфискации пенсий не было.
По мнению экономиста, пенсионная реформа - лишь одно из проявлений общей тенденции, одного направления, которое, к сожалению, будет иметь долгосрочный характер.
«Одно время была законодательная тенденция все запрещать, когда на каждом заседании Государственной Думы депутаты принимали какой-то очередной запрет, ужесточение и наказание. А сейчас идёт тенденция на изъятие избытков сбережений у населения. Осознает ли власть то, что население недовольно? Конечно. И все эти словесные реверансы власти про то, что мы чуть ли не в убыток проводим пенсионную реформу, разбиваются об очень простой аргумент, для которого не надо иметь учёной степени: «Раз вам так убыточно, то зачем вы это делаете?», - задаётся вопросом экономист.
Но во времена, когда аудитория Интернета больше аудитории «Первого канала» шила в мешке не утаишь, считает собеседник DEITA.RU:
«Когда у граждан в один момент забирают пенсии и одновременно с этим выделяют более 600 млрд рублей на материальное стимулирование чиновников, то у людей сразу же возникает много вопросов. И все они далеко не парламентского свойства».
И данная тенденция продолжится обращает внимание Максим Кривелевич. Пусть и со все большим скрипом и трением, но она будет только ускоряться, потому, что каждое новое изъятие порождает аппетит для последующего: повышение НДС – реквизиция пенсий – регрессивная школа налогообложения.
«На исконный вопрос «Доколе? Там забрали, здесь забрали, когда, мол, это кончится?», могу ответить, что никогда. Нужно понимать, что политика - всегда выражение интересов правящего класса. И вот если ваш правящий класс - это условно 80% населения, то у вас начинается очень комфортная жизнь в стране. Но если ваш правящий класс – это 0,5% населения, то соответственно жизнь будет комфортна для них и 1,5% людей, примкнувших к этой социальной страте снизу».
Но не все так плохо: Россия в начале большого пути и есть страны, где все еще хуже – большая часть Африки, КНДР, Куба, Венесуэла. В томительном ожидании того, когда мы их догоним и перегоним, Максим Кривелевич предлагает россиянам воспользоваться практическим советом: есть два способа инвестирования - западный и восточный. Первый предполагает накопление - золота, акций, векселей, облигаций, долларов, евро, фунтов. А второй – растить сыновей, которые тебя всегда прокормят. Самый безопасный способ, говорит экономист, это их сочетание - большая семья и личные сбережения.
"Потому что никаких политических или макроэкономических мотивов в том, что у населения перестанут забирать средства, и начнут давать сегодня нет. При этом очень часто те, кто за это получают зарплату, начинают рассказывать, что российское население разбаваловано, хочет , чтобы им очень много дали. На самом деле, нужно исключить эту подмену понятий: не слишком много дали, а слишком много забрали – это принципиальная разница. Ещё раз: государство не дарит нам пенсий. Государство возвращает нам малую часть того, что оно забрало у нас в виде соответствующих отчислений. Государство не дарит нам бюджетные деньги в виде дорог, мостов и больниц, а возвращает нам то, что забрало в форме налогов. И наша святая обязанность спросить: "Государство, а почему ты считаешь, что нужно отобрать пенсию у людей. Я хочу услышать обоснование". Что говорите, нет денег в бюджете? Хорошо. Тогда, что вы делаете в Сирии, почему вы помогаете Венесуэле? Почему тратите миллиарды на чиновников? Почему проводите какие-то чемпионаты за такие деньги, на которые половину страны можно заасфальтировать? Почему денег нет только для нас? И основная ценность здесь не в ответах, а в вопросах. В самой возможности общества их задать государству. Крылатая фраза Маргарэт Тэтчер: "Нет такого понятия, как бюджетные деньги. Есть только деньги налогоплательщиков". Вот когда мы, как страна, поймем, что это именно наши деньги идут на материальное стимулирование чиновников, на самые большие в мире яхты и самые ненужные стадионы, которые по степени гигантомании и бессмысленности могут соперничать с египетскими пирамидами, мы должны задать власти следующий вопрос: "А почему так? Мы иммем право знать!" И сейчас такой вопрос уже задается в форме голосования на губернаторских выборах. Когда в тех регионах, где население уже понюхало новых правил общежития, которые нам предлагают, оно проголосовало за кандидата, которого московские политологи именуют Черт Лысый", - заключает эксперт.
Андрей Горюнов
http://deita.ru/ru/news/draka-so-vsem-nase...ionnoj-reformy/