Семеро мексиканцев одного не ждут (мекс.нар.посл.).
Прискорбная сцена имела место как–то раз на моей памяти в маршрутке, совсем уж было изготовившейся ехать от метро «Молодежная» к Соколу. Некая тетька, так сказать, дама весомых достоинств, усевшись в нее с сыном, несчастным молодым человеком лет этак семнадцати (очень эта пара мне почему–то напомнила дальних родственников Берти Вустера из первой Нью–Йоркской серии), сунула водителю пятитысячную бумажку. Поупиравшись немного, тот долго рылся по карманам и бардачкам, и, наконец, набрал–таки требуемые четыре тысячи девятьсот шестьдесят рэ, причем пачка вышла довольно–таки солидная, пухлая.
Вот тут–то все и началось.
— Это вы за кого меня, блин, держите? — возмущалась тетька. — Типа, блин, на паперти стояли! А ну отдайте мне мои деньги, пойду, разменяю. Сиди, Боренька, я сейчас! — наказала она юноше и, величественная как галеон, выплыла из маршрутки, которая к этому времени как раз заполнилась.
Судя по всему, час был неурочный: прошла минута, другая, третья, тетька не возвращалась, маршрутка в ожидании ее не трогалась с места. Надо сказать, «Форд–Транзит» — это не фиг соба… то есть, не какая–нибудь «Газелька» вшивая, это целых восемнадцать пассажиров и один водитель, и все семнадцать оставшихся пассажиров спешили.
Народ начал роптать.
Первые минуты две все ограничивалось сетованиями на несознательность тетьки и перечислениями того, кто и куда опаздывает. Потом, по мере того, как шло время, а мы все стояли на месте, тональность народного ропота изменилась, и пассажиры (говоря точнее, пассажирки) все громче начали требовать, чтобы незадачливый сыночек вышел со своими шмотками из салона и не задерживал отправления. Блюдя честь семьи, вьюноша притворялся глухим, с каменным лицом глядя куда–то перед собой, и достучаться до его сознания не представлялось возможным. Сомневаюсь также, чтобы его можно было вытащить из маршрутки силой: в салоне «Транзита» есть за что цепляться, да и на вопли несчастного вполне могла вернуться мамаша, а схватываться с разъяренной медведицей, защищающей своего пестуна… или место в салоне…
Ситуация складывалась патовая.
Однако там, где бессильны физическое воздействие или гневные увещевания, всегда можно добиться желаемого добрым словом. Пришлось брать процесс в свои руки.
— Ну зачем же так, милые дамы? — обратился я к булькающим от праведного гнева пассажиркам. — Не будьте жестоки к молодому человеку. Пусть едет с нами!
На мгновение в салоне воцарилась тишина. Не иначе, идеи добра к ближнему с трудом находили путь к исполненным гнева сердцам. Но нашли. Первым опомнился кто–то, сидевший у выхода.
— Едем, шеф! — скомандовал он и захлопнул откатную фордовскую дверь.
Молодой человек разом утратил нордическую невозмутимость.
— Э–эээ! — вскричал он и, подхватив рюкзачок и мамашину сумку, молнией метнулся к двери.
Через несколько секунд маршрутка уже выруливала на Ярцевскую.
Так добро в очередной раз победило зло.
